85 лет назад, 24 сентября 1938 года, известные всей стране летчицы – Валентина Гризодубова, капитан Полина Осипенко и старший лейтенант Мария Раскова начали небывалый перелет на двухмоторном самолете ДБ-2 (АНТ-37), названном «Родина». Из Москвы на Дальний Восток, без посадки. Они установили мировой рекорд: за 26 часов 29 минут покрыли 6450 км, взлетев с аэродрома Щелково, а когда заблудились, чудом сели на «брюхо» – в болото, неподалеку от реки Амгунь. 

Именно там 3 октября произошла катастрофа под грифом «совершенно секретно». В 1988 году я, готовя статью к юбилею перелета, разыскал участников событий. Они мне и открыли: сколько жизней отдано за трех девушек, удостоенных звезд Героев Советского Союза. 

Розыски самолета 

Валентин Шмидт, работавший в 1938-м начальником гидроаэропорта (многие самолеты тогда были на поплавках) в Комсомольске-на-Амуре, вспоминает: 

– О вылете нам телеграфировали «молнией». Два наших радиста круглосуточно прослушивали волну «Родины». В эфире все время была тишина, а газеты писали, будто связь с землей девушки держали до Байкала, затем экипаж пропал... 

Шли дни. Кончался сентябрь. Прочесывание самолетами и пешими партиями тысячеверстных пространств напоминало поиск иглы в стоге. 

– Розыски поручили военным, – рассказывает москвич Владимир Пегов, тогда секретарь Комсомольского горкома ВКП (б). – Причем мнение сложилось, что экипаж исчез где-то в Забайкалье, под Читой. Там граница рядом, боялись, как бы самолет не попал в Маньчжурию. Я решил обследовать свой район. Запросили мы о самолете, а из края нас за самодеятельность одернули: не там-де ищите! 

Но оказалось, что шум моторов слышал охотник-тунгус и линейный рабочий близ поселка Хурмули. Колхозники из деревни Каменка, жители селений Экимчан и Стойба, связист с контрольного пункта Дуки донесли: большая серебристая машина прошла курсом на прииск Керби... 

Уговорил-таки секретарь горкома два экипажа гражданских летчиков – Сахарова и Бурлакова – осмотреть «попутно» подозрительный район. Рейс за рейсом уходили они утюжить небо. И вот 29-летний командир экипажа Михаил Сахаров заметил на мари, припудренной первым снежком, пятно. 

– Снизились метров до сорока, – рассказывает мне тогда уже 79-летний ветеран, житель Красноярска. – В болоте – самолет! Двое возле руками машут, полотнищем парашюта знаки подают. А сесть негде, наш Р-6 на поплавках! Радист Володя Быстров сообщение на базу дает, а Кузьма Домкин, механик, штанину от кальсон отхватил, записку замотал и – вниз: «Завтра прилетим снова...».

Хабаровск новости не поверил. Из края дотошно выспрашивали: как девушки могли так далеко оказаться, почему их двое, почему не отвечают на радиозапросы? В Москву ушло осторожное сообщение: 3 октября в 15:35 местного времени в 15 км восточнее реки Амгунь обнаружен самолет – предположительно «Родина». 

И начала раскручиваться пружина спасательной погони. Кому не хотелось отличиться – ведь еще свежи в памяти отчаянные полеты на льдину к челюскинцам... Из Николаевска поспешили гражданские экипажи Деркунского и Романова. Готовили машины расквартированные в Комсомольске аэрофотосъемщики, работавшие на трассе БАМа. Вечером прибыл из Хабаровска комдив Яков Сорокин – герой Гражданской и Хасана, грудь в орденах. Недоверчиво выслушал Сахарова: «На слово никому верить нельзя. Сам полечу, осмотрю, доложу в правительство!» 

...По-прежнему на земле топтались двое. Им сбросили условный код для переговоров. И на вопрос «Кого из экипажа нет?» впереди самолета расстелили полотнище парашюта, рядом выложена стрела и цифры. Стало ясно: отсутствует штурман Раскова, искать ее надо в 10-12 км от места посадки. Выяснилось и другое: сесть рядом с «Родиной» нельзя – завязнешь. Надо бросать на болото десант.

После обеда из Комсомольска вылетели уже два тяжелых корабля. Сел на аэродроме «Дуглас». Выскочил оттуда комбриг Бряндинский, личность известная – тем летом за беспосадочный перелет Москва – Владивосток он стал Героем Советского Союза. Узнав, где находится «Родина», поспешил обратно к самолету.

Подмога и кавардак

Вернемся на сутки назад, когда в штаб Дальневосточной армии поступило распоряжение правительственной комиссии послать на эвакуацию «Родины» парашютистов-десантников. Среди тех, кого за ночь на военном аэродроме в Хабаровске отобрали для спасательной операции, оказался военврач Тихонов. Генерал-майора медслужбы в отставке Петра Семеновича я разыскал в Москве.

– Решили так: с первого ТБ-3 прыгнут к ним два спортивных комиссара – осмотреть барографы, составить акт о рекорде, я – как врач, и опытнейший десантник Олянишин. Оставшихся парашютистов комдив Сорокин взял на второй «тэ-бэ», чтобы, если обнаружится в тайге Раскова, то сбросить подмогу.

Уже приближались к «Родине», и летчицы видели всё: как неожиданно выныривает из-за сопки скоростной «Дуглас», как он рубит хвост тихоходу ТБ-3, как вспыхивает свечкой машина Бряндинского, как сыплется, перевернувшись, тяжелый корабль комдива Сорокина, из которого успевают выпасть несколько белых раскрывшихся куполов.

В воздушном пятачке над «Родиной» крутились тогда два ТБ-3, злополучный «Дуглас», гражданские гидросамолеты Сахарова, Бурлакова, Деркунского, Романова. Машины все зеленые, не видны на фоне осеннего камуфляжа мари. Да и за воздухом наблюдали меньше, все смотрели вниз, а там, подле летчиц, уже завяз учебный У-2 Комсомольского авиазавода, на котором бесшабашно прибыл заводской летчик – с цветами и шампанским! 

– Бряндинский на «Дугласе» тоже вылетал без спросу, полагаю, всему виной его недисциплинированность, – запомнилось объяснение Пегова.

Вновь слово военврачу Тихонову:

– Мы с Олянишиным прыгнули с парашютами на катастрофу, в нескольких километрах от «Родины». Горит тайга, подожженная упавшим «Дугласом», огонь подступает к лежащему многомоторному ТБ-3, у которого полны баки. Взялись мы сбивать кромку пламени. Подоспели четверо чудом спасшихся из экипажа Сорокина – командир экипажа Наумов, второй пилот Рапохин, Хоркин – младший командир и стрелок-бомбардир Шарков. Остальные разбились, только у тяжелораненого парашютиста Соскова мы обнаружили слабые признаки жизни.

Вечером Пегова вызвал по прямому проводу из Москвы начальник ВВС РККА командарм А.Локтионов. Вот страницы протоколов комиссии по розыску «Родины», которые вплоть до горбачевской перестройки оставались закрытыми для журналистов, материалы хранились в деле №  91 «а» краевого партархива.

Локтионов: Почему допускаете кавардак? Не было надобности привлекать к эвакуации второй тяжелый корабль. Предупреждаем: никакой горячки! Потребуйте от экипажей строжайшего соблюдения летной дисциплины. Правительственная комиссия предлагает: на реке Амгунь найти водное поле, обеспечивающее взлет и посадку гидросамолета. К этому пункту эвакуировать экипаж «Родины», десантный отряд и всех убитых и раненых с места катастрофы. Сколько погибших? Живы ли Сорокин и Бряндинский?

...Тут я опускаю описанные в книге «Записки штурмана» Марины Расковой подробности ее десятидневного голодного (плитка шоколада да полтора десятка патронов к нагану) блуждания – после того, как по приказу Гризодубовой она прыгнула с самолета перед аварийной посадкой. Но вышла она к «Родине» сама. 

Вчитываюсь в записи переговоров Гризодубовой и члена правкомиссии Картушева, царапающие тщательностью расспросов о маршруте до Байкала. Ведь, согласно сообщениям печати, радиоаппаратура у летчиц работала нормально. 

Москва: Чем вызвана посадка в данной местности?

Гризодубова: Отказом всей рации и отсутствием бензина после слепого полета. Моторы целы. Погнуты винты. Немного попорчен низ самолета, в частности, кабина штурмана. Сели, не выпуская шасси, 25 сентября в 10:41 по московскому времени. (Позже, в своих «Записках», Раскова откровенно поведает, что заблудился экипаж, спутав реку Амгунь с Амуром – Прим. Авт.).

Цена их подвига

В «секретном» деле №  91 «а» о катастрофе вначале говорится открытым текстом, правда перечисляются фамилии лишь 16 разбившихся: экипаж ТБ-3. Но, когда встает проблема, как вывезти трупы из тайги, Москва и Комсомольск в переговорах переходят на кодовый язык – тёс, брезентовые мешки, цинк, спецзадание.

Похороны состоялись, когда схлынула с Комсомольска ликующая волна встреч и проводов летчиц, провозглашенных героинями. Близ гидроаэропорта установили наскоро обелиск с табличкой, где значились, как вспоминают старожилы, лишь три фамилии. Из «высших» соображений подправили дату гибели, написав 3 октября, а не четвертое, когда вылетали к «Родине». Страна ликовала, стране не полагалось знать, какой ценой оплачен подвиг.

Правда, 18 октября 1938-го в «Сталинском Комсомольске» появился некролог: «В воздушной катастрофе трагически погиб комдив т. Сорокин, Герой Советского Союза, комбриг т. Бряндинский, летчик т. Лесников с экипажем...»

...Лишь в 1968-м охотники из поселка Дуки наткнулись в тайге на разбитые «Дуглас» и ТБ-3 и на рассеянные вокруг истлевшие останки! И перед кем мы должны снять здесь шапку? Долго не было разгадки той гостайны. Но вот я отыскал в Киеве бывшего десантника Алексея Олянишина. Созвонился.

– У меня завалялся черновик докладной записки об этом, – раздался в трубке глуховатый 80-летний голос. – Раненого Соскова мы с Тихоновым спасти не смогли. Остальные – пятеро с «Дугласа» и не менее 26 человек с ТБ-3 – в помощи уже не нуждались. В общем, какие останки смогли тогда найти по тайге вокруг, собрали. Наскоро сожгли, прах захватили, и направились в поселок Керби, оттуда – в Комсомольск.

Увы, в докладной записке упомянуто лишь несколько парашютистов.

– Почему? – переспросил Олянишин. – Собирались-то спасать «Родину», как на пожар, списков составить не успели. Потому даже в архиве вы всех фамилий не нашли, и число погибших сильно занижено. И позже приказ по воинской части о ЧП не издавали, сверху скомандовали без огласки «приморщить» это дело. Женщинам-то звания Героев как раз присвоили. 

...Вот как оказалась вымаранной еще одна страница нашей истории. И если бы не совсем была потеряна совесть, тогда к длинному списку сталинского указа «О награждении участников розыска и эвакуации экипажа самолета «Родина» требовалось сделать добавление в три десятка фамилий, с пометкой в скобочках – посмертно.

Из моей беседы с Валентиной Гризодубовой:

– Мало кому известно, что вы рискнули лететь при неработающей рации, что, конечно, подчеркивает уверенность в себе, в подругах. Но ведь узнай об этом, вас могли бы вернуть. С исправной радиосвязью вы бы не заблудились, состоялся бы и рекорд, но без поисков, спасения и двух разбившихся самолетов...

– Во-первых, будете писать – выбросьте все про связь и катастрофу, ни к чему это. А во-вторых, со мной не так просто «вернуть». Не вылезла бы из самолета ни за что. Так надоело тогда ждать разрешения на перелет, что, казалось, и на метле бы полетела!