Записки военного летчика из Хабаровска

Авиатор Лев Лобанов, живший в Хабаровске, оставил рукописи, из которых благодаря усилиям писателя Станислава Глухова родилась книга «Всем смертям назло» (16+). Мы уже публиковали главы этих фронтовых воспоминаний. Сегодня – новый рассказ тех военных лет.

Вот уже который раз мои товарищи рассказывают о встречах со странным «мессером», пилот которого одет в ярко-розовый костюм! Вел себя летчик тоже странно: во время боя в драку не вступал и лишь иногда, улучив момент, проносился на скорости вблизи наших машин.

Я не очень-то верил этим россказням – мало ли что привидится в горячке боя? Но вот однажды, в августе 41-го, мы поднялись в боевой вылет. Удачно атаковали группу бомбардировщиков – две машины подожгли. А потом на нас навалились «мессеры» сопровождения. Общая карусель из шести наших истребителей и 20 «мессеров» постепенно распалась на несколько дерущихся клубков.

Наконец немцы поодиночке начали возвращаться к себе. Но радость скоро погасла: на смену подошла свежая стая вражеских истребителей. Обстановка для нас, оставшихся уже втроем, сложилась критическая. Горючее на исходе, боекомплект израсходован – только НЗ. На самый крайний случай.

Нужно уходить любым способом, но меня догоняет пара «мессеров». Подпускаю их метров на четыреста, резко бросаюсь в сторону – и тут, пересекая мой курс, промелькнул «мессер», в кабине которого полыхало нечто розовое. Ни удивляться, ни раздумывать нет времени. Отовсюду неслись на меня ненавистные остроносые машины, и цепочки дымных трасс все ближе буравили небо вокруг моего одинокого самолета.

Сваливаюсь в скоростной штопор. Пара устремляется следом. Немцы ожидают моего выхода из штопора – в те несколько мгновений самолет беспомощен и расстреливать его можно, как макет на полигоне.

За преследователями почти не слежу. Сейчас главное – вывести машину из штопора как можно ниже. Только бы не задеть винтом землю... Может, хватит? Стиснул зубы: виток, еще виток... Начал вывод – метрах в ста от меня, не успев выйти из пике, врезаются в землю оба немца, которые слишком увлеклись погоней! 

Я проскочил над местом падения, качнув крыльями:

– Вот вам, доблестные вояки люфтваффе!

Не успел облегченно вздохнуть, как внезапно с высоты, полого снижаясь, появился новый «мессер» – одиночка. А у меня в запасе единственный РС, реактивный снаряд, да немного патронов – на короткую очередь.

«Мессер» совсем близко. Я делаю небольшие скользящие отвороты, не давая прицелиться. Но стрелять немец не стал. Догнал, пристроился к правому крылу. Пошли рядом. Я повернул голову и от удивления чуть не врезался в землю: летчиком была женщина. Розовый комбинезон, на голове наушники, распущенные по плечам светлые волосы. Ровный ряд зубов приоткрыт в улыбке. Чудеса!

Подошли к аэродрому. «Мессер» – рядом, как приклеенный. Стрелка бензомера почти на нуле. Стоит мне выпустить шасси и коснуться земли, эта чертова пилотесса всадит в меня полный заряд своих пулеметов. Сдвинув фонарь кабины, погрозил ей кулаком. Кажется, это все, что я мог предпринять. Даже отстать и зайти в хвост вражеского самолета не мог: летел на предельно малой скорости. «Розовая» женщина тоже приоткрыла фонарь, помахала рукой и круто ушла вверх. Посадочную полосу впереди меня прострочила очередь.

– Ну, держись, стерва белобрысая! – уже не думая о горючем и боеприпасах, на форсаже свечой бросаюсь за ней.

Сблизившись, с холодным бешенством тщательно загоняю силуэт машины в сетку прицела. Пулеметы выбросили короткую очередь и умолкли. «Мессер» споткнулся в воздухе, застыл, переломился пополам – из кабины вывалился розовый комочек и повис под раскрывшимся парашютом...

Несколько дней спустя неподалеку от нашего аэродрома сбили еще одного немецкого летчика. На допросе в штабе спросили:

– Что за женщина летает у вас в полку?

Пленный, которому не сказали, что она попала к нам в руки, ответил, что фрау была инспектором полка по технике пилотирования и что перед ней ставили задачу наблюдать за боем со стороны и предупреждать пилотов по радио об опасности. Комбинезон из розового шелка хорошо виден, немецкие летчики знали, что за их действиями следит молодая женщина, перед которой стыдно ударить в грязь лицом...

По словам пленного, недавно она не вернулась из боя, родителям послали извещение о героической гибели. Из-за этой фрау у Гуго Лемма крупные неприятности. Ему предписывалось обеспечивать ее безопасность, ведь это дочь помощника самого Мессершмитта.

– А кто этот Гуго Лемм, который «рвет» и «мечет»?

Сбитый немец пояснил: штурмфюрер, командир полка, летающий на самолете, левый борт которого разрисован аистом с мечом в клюве, а на правом – четыре негритенка пляшут вокруг колышка с головой белого человека...

...После возвращения истребителей из очередного боя над нашим аэродромом появился одиночный «мессер». Он прошел над стоянками, покачал крыльями и, выпустив колеса, стал заходить на посадку. Все бросились к полю, подумав, что вражеский истребитель решил перелететь к нам.

Но немец не сел. А сбросил вымпел – красный цилиндрик с заметной оранжевой лентой, убрал шасси и, взмыв метров на шестьсот, начал кругами ходить над аэродромом.

В вымпеле оказалась записка на русском: «Я, командир противостоящего вам полка истребителей люфтваффе, вызываю на рыцарский поединок летчика, если он еще жив, сбившего неделю назад «Мессершмитт-109Е» с пилотом, одетым в розовую, хорошо заметную одежду. Если такового летчика не имеется, я готов помериться силами с любым вашим пилотом, желательно со старшим по званию командиром». И подпись: 

«Штурмфюрер Гуго Лемм».

Командир полка Леонид Локтев передал записку нам, шестерым летчикам, только что вернувшимся из боя. Затем распорядился:

– Еськов, остаетесь за меня. Всем готовность № 1. Вылетать только в случае подхода группы противника на помощь этому Лемму, ясно?

Посмотрел на меня, улыбнулся:

– Вообще-то говоря, Лев, он тебя вызывает. Ведь «розовая» женщина – твоя работа. Но не обижайся, пойду я, с тебя хватит и утреннего боя. Повторяю: мне не помогать – с этим гадом и один справлюсь! А то раззвонят, будто мы не признаем рыцарской и воинской чести, будто мы трусы и еще черт знает что…

И заспешил к самолету. Бегом бросились к машинам и мы. Согласно расписанию боевой трево-

ги № 1 запустили моторы, в любой момент готовые на взлет.

Затаив дыхание, следили за начавшимся поединком. «Мессер», не подпуская Локтева, поднимался все выше и выше, понемногу оттягиваясь от аэродрома. Чувствовалось, что за всем этим подвох, но приказ командира есть приказ: вылетать никто не имел права.

Когда в безбрежном океане неба самолеты стали едва различимы, донеслись приглушенные расстоянием глухие выстрелы «мессера» и четкая сухая скороговорка пулеметов нашего истребителя. Бой начался!

И тут у всех вырвался крик ярости: из-за леса на большой скорости выскочили более десяти ненавистных остроносых машин и почти вертикально устремились вверх. Туда, где дрались майор Локтев и штурмфюрер Лемм.

Еськов дал сигнал общего взлета. Но пока ушло время на набор высоты, все было кончено. Окруженный врагами, зажатый сплошным огнем, Локтев попал под удар падающего сверху самолета Лемма и взорвался... Не принимая боя, используя преимущество в скорости, стая ушла.

С того дня самым ненавистным для нас стал немец Гуго Лемм, летающий на разрисованном «мессере». В каждом бою высматривали этот трижды проклятый самолет, но он не появлялся. Ждал, словно нашкодивший кот, когда о нем забудут.

В конце августа мы вылетели тремя парами. Со мной – сержант Иван Рябов, недавно выпущенный из училища летчик. У Тихонова и Щербакова в напарниках тоже молодые ребята. Над Ростовом встретили группу немецких бомбовозов, но прорваться к ним не дали истребители сопровождения.

Я с Рябовым отбивался от шестерых «мессеров», старавшихся отсечь Ивана и уничтожить в первую очередь именно его – по поведению в бою угадывался новичок…

Замечаю, что Рябову трудно держаться в глубоком правом вираже внутри круга, вот-вот сорвется в штопор. Чтобы срочно переложить машину в обратный вираж, плавно уменьшаю креп. Рябов, похоже, понял мое намерение, и я энергично перекладываю машину. В тот момент сверху, почти отвесно пикируя на нас, промчались два «мессера». Переход на противоположное вращение и спас: иначе нас сбили бы тем самым приемом, от которого погиб Локтев. Мне даже показалось, что на борту ведущего мелькнул хоровод из черных фигурок!

Проскочившая пара вышла из пике и боевыми разворотами круто поднималась вверх. Да, это – Гуго Лемм: левый борт размалеван аистом с мечом. Теперь я просто не имел права выйти из боя, я должен хотя бы ценой жизни уничтожить гада!

А мы попали в «клещи». Одна пара из тех, что крутились вокруг, нырнула вниз, две другие машины вместе с Леммом готовились ударить с высоты, четыре продолжали кружить встречными виражами, отсекая наши попытки вырваться.

Очевидно, по радиокоманде обе пары «мессеров» бросились в атаку: нижние – на крутой «горке», верхние – на пикировании. Держу машины в левом вираже до начала открытия по нам огня, готовясь одновременно к срыву вниз.

Пошел! Отвесно падаем в стремительном штопоре. Брызнули по сторонам нижние «мессеры», не успевшие сделать ни выстрела: атакующие сверху также не пытались открывать огонь по бешено крутящимся машинам.

Но вот обогнал меня в пикировании самолет, на котором весело пляшут негритята, и я понял: если немедленно прекратить штопор, то я обязательно встречусь с выходящим из пике Гуго Леммом. Эту сволочь я должен сбить, даже если придется таранить! Сделано: вырвав машину из штопора и разогнавшись на форсаже, я направился лоб в лоб поднимающемуся от земли самолету штурмфюрера.

Он спохватился слишком поздно. Скорость сближения – огромна. Чтобы отвернуть, у него не оставалось ни времени, ни дистанции. Ловушка захлопнулась! До столкновения оставались мгновения. Мои пулеметы молчали: попасть в тонкий лобовой профиль «мессершмитта» дело почти невозможное. Я был готов к тарану.

Не выдержали нервы фашиста: перед самым носом моего «ишачка» он рванулся в сторону, оголив желтое брюхо своей машины, – реактивный снаряд и пулеметный залп превратили ее в груду горящего металла!

С Гуго Леммом было покончено…

Лев Лобанов