Глава из новой книги Станислава Глухова
1
Фирменный поезд «Океан» Хабаровск – Владивосток. Шик во всем – кондиционеры, душ, ковры с занавесками, персонал улыбается. Правда, биотуалеты озадачили: как зайдешь – напротив, на большом зеркале надпись: «На вас смотрит миллионер!» Только в купе, где на столике лежит рекламный буклет про некую тётеньку из Кемерова, которая выиграла в железнодорожную лотерею 8 миллионов, понимаешь, что туалетный слоган – не шутка!
Дверь открылась, проводница ввела в купе старушку, в темных очках. «После операции на глазах… Не могли бы вы занять верхнюю полку?» – Вся по форме, в пилотке и сияющих лаком туфлях, попросила проводница. Я уступил. Старушка устроилась. Разговорились.
– Весь день на вокзале просидела, куда слепой в город идти? Клава меня зовут, из Ружино. Ой, а где паспорт, неужели она взяла? Да вот он, в кармане! Что-то я беспокойная стала, всё ищешь, ищешь… Раньше слепых меньше было. Без света не жизнь и деньги не нужны. Божьего света не видеть, не приведи Господь никому! А ты, наверное, начальником работаешь? Язычок-то у тебя, как привязанный!
– Типа того, Клавдия Михайловна! – я засмеялся, спрятал блокнот.
Состав усердно пересчитывает стыки. Позвякивает ложечка в стакане с подстаканником. В коридоре, невидимая за дверью купе, маленькая девочка поет: «Тра-та-та! Тра-та-та! Мы везем с собой Кота, Чижика, Собаку, Петьку-забияку, Обезьяну, Попугая – вот компания какая!» Перечисляя, как бы выделяет каждого с большой буквы. Когда слова песенки кончились, она начинает повторять, словно не желая расставаться с друзьями: «Вот компания какая… Вот компания какая… Вот компания какая…»
2
Сопки вдоль автомобильной трассы, их голые склоны с прической «ирокезом» по хребту. За рулем бывшего в употреблении японского микроавтобуса – Лёша Банников, он же Дядя: у него седая, от уха до уха, хэмингуэевская борода; прическа как бы вздыблена ужасом – во все стороны и охвачена гладким медным кольцом. Сквозь толстые линзы очков он поглядывает, как трассирующей лентой улетает в зеркале заднего вида дорожная разметка. На асфальте. Пока цивилизация. Но предупреждает:
– А там, за Беневским, кончится это счастье: если не было грейдера, грунтовка всю душу вытрясет!
Мне с Сергеем Лобановым, ездившим в тот район на Горячий ключ, это знакомо, а вот Люсе, сидящей рядом с Дядей, всё в нашем путешествии будет в новинку.
Включив пониженную передачу, неспешно поднялись на перевал – и всё впереди словно задернули тонкой прозрачной шторкой, как на вагонном окне «Океана». Снежинки рассерженными мухами набросились, бьются на лобовом стекле. Дворники забегали из стороны в сторону. Едем сквозь белый рой. В горах всегда холодно.
Традиционная остановка у серебряного родничка, там же, на перевале. Мало кто проедет мимо. Торчит из скалы желобок, обжигает ледяная струйка. Живая вода! Под ним тёмная лужа, уже присыпана снежком. И всё окрест родника загажено: мусор, бутылки, старые шины – следы человека, который «звучит гордо», по Горькому.
Всё цветет вдоль дороги. Брызжет из тайги белыми кистями черемуха. Дикая яблоня невестится – тоже вся в белом. Солнечный склон сопки обрызган сиренью багульника – ярко, сочно и так долгожданно.
– Вот они, народные скрепы – так по всей стране! Или опять пиндосы насрали?
Тяжело поднялась снизу длинная фура, сердито рявкнула клаксоном: для разворота не хватает радиуса – мешает наш микрик. Лёша понял: «Извини, дорогой, не додумал…»
Спустились в долину. На зеленом лугу белые с черным коровы – будто с гобелена сошли. «Срочно куплю ваш авто» – мелькнул рекламный щит. Всё цветет вдоль дороги. Брызжет из тайги белыми кистями черемуха. Дикая яблоня невестится – тоже вся в белом. Солнечный склон сопки обрызган сиренью багульника – ярко, сочно и так долгожданно.
На крутом повороте к березе привязаны два траурных венка – свежие, рядом на камне еще не увяли цветы… За несколько часов дороги от Владивостока такое уже встречалось. «Крепче за баранку держись, шофер!» Но какой русский не любит быстрой езды?
3
При въезде на территорию – огромная, типа миргородской, лужа с лежащим в ней небом с деревьями. Туристическая база отдыха «Приют», как извещает жестяная и, естественно, простреленная картечью вывеска, представляла собой несколько беседок, разбросанных по лужайкам, да пару жилых домов.
Два еще по-зимнему лохматых кота, каждый размером с собаку, развалились возле сторожки завхоза на турбазе Алексея. Он вышел на шум нашего микроавтобуса, обнялся с Дядей, пожал нам руки. Представил свое домашнее хозяйство:
– Вон тот черный с серым Чмур, а рыжий, одноглазый Череша, глаз потерял – отношения между собой выясняли!
Коты лежали индифферентно, приезжие им не в новинку. Привычно. Правда, погладить их никому из нас почему-то не захотелось.
В гостевом доме из бруса, где нам ночевать, красивой кладки печь с камином и высокие деревянные нары. Рядом с домом место для костра. Топор воткнут в чурбак, ручка топора забинтована пленкой. Валяются дрова. На веранде прибит умывальник из пластиковой бутылки, такие делают на дачах, стол и две лавки. В углу лежит старая газета объявлений – с номерами телефонов девочек по вызову. Лобанов взял, полистал:
– Бесполезная информация! Разве что на растопку?
***
На ужин за широким столом из грубо струганных досок собралась уже немалая компания. Прибыли на красивом красном «паджеро» Денис с Яной – сын и невестка Банникова. Еще Максим – надежный парень, пожарный из МЧС; «пожизненная» туристка Анна Гавриловна Карасёва. Во главе стола усадили Лёшу. Разливал, как обычно, Андрей Конечный – наш с Дядей приятель, дельтапланерист.
Знакомились, стучали кружки и стаканы, и стало исподволь возникать какое-то походное братство, и наполняло нас счастьем. «А я еще думал: ехать или не ехать, – сказал Игорь, в оранжевом пляжном костюме – майка и шорты. – Был бы дурак, если б не поехал!»
– Однажды, году в 1980-м, на Камчатке, сидели мы в палатке оленеводов, – Дядя пустился в воспоминания. – Шторма… Туманы… По азимуту ходили… Спирт у нас был. Вечером я поллитру вынул, Марию Павловну, бригадиршу, спрашиваю: как наливать? Там же и дети сидели. Она удивилась: «Как наливать? Да всем поровну!»
Пожалели, что нет тут Геныча. Он взял «дальневосточный гектар» и поехал его смотреть. Более неожиданного, абсурдного решения кандидата химических наук, чем надеть на шею такой хомут, как гектар земли, и не поехать с нами на природу, придумать трудно.
Солнце с утра мягкое, нежаркое, но едва наткнется на него облачко – всё вокруг темнеет, гаснут все краски, и ветер, вообще-то теплый и ласковый, сразу холодит уже вспотевшую спину. Всё равно хорошо, что вырвался из города, что бросил, отринул всю суету сует. Здесь душевно.
Сменили тему гектара – взялись обсуждать проблему здорового питания.
– Какое может быть белковое отравление от яйца? – горячился Денис, он по примеру Яны, супруги, тоже ударился в сыроедение. – Взять селедку под шубой – она ведь с яйцом!
Люсе дискуссию слушать интересно: лично она для оздоровления занимается йогой. Сергей Лобанов набил на ночь в печку толстых поленьев и пытается разжечь их листками растрепанной «Карьера Ругонов» (16+) Эмиля Золя, уже спалив газету с интимными номерами.
4
Всю ночь, не переставая, барабанило по крыше домика, впрочем, как заранее обещал интернет. Но к утру всё рассеялось. И лишь когда я спускался к ручейку, где мы брали воду и умывались, когда схватился на скользкой от глины тропе за деревце – обдало сверху, с ветвей, холодным душем прошедшего ливня.
Навстречу поднималась Люся, в самовязаном свитере. Вспомнил: мы проезжали древнюю крепость чжурчженей, и она заметила: «Энергетика Приморья совпадает с тибетской». Откуда знает? Увлекается буддизмом, верит во всё и любит, нет – просто обожает Природу! «До сорока лет в волейбол долбила, пока организм не посыпался. Стала заниматься йогой, сперва для здоровья, затем для души, духовного развития. Все мозги повернулись, по-другому на мир смотрю…»
Я спустился к ручью – подождать и снять рассвет. Кажется, не проснулся еще никто в тайге. Кроме дятлов, «вечные труженики», так называла их моя мама. Один где-то далеко рассыпал свою мелкую дробь; другой отозвался – будто дверь со скрипом открыл. Потом с тем же скрипом закрыл… Перебрался на соседнее дерево: то тут, то там его обстукал. И вновь разорвал дремотное утро скрипом.
«Потолок ледяной, дверь скрипучая…» Никак у бабушки Яги дверь в избушку растворил! Спугнул тишину, разнесло эхом скрип этот по долине ручейка, где я ловил в объектив первый луч солнца…
Сегодня нам предстояло вновь сходить на водопад. Вчера мы отправились туда сразу же, по приезду – зачем время терять? Но на переправе через ручей Аня сорвалась с бревна. Ее понесло… Кто-то кинулся перехватить ее ниже по течению. Она схватилась за протянутую руку. Выбралась. Отошла в кусты, сняла с себя мокрое, выжала. С ней поделились сухой одеждой.
– Ничего, что мокрая, главное – красивая, – нервно пошутила, когда прошел шок. Тогда мы и решили вернуться на базу.
***
Вышли. Потянулись по тропе цепочкой. Впереди Максим: палки для скандинавской ходьбы в руках, каска защитная на голове – белая, весь в камуфляже, черные очки, светлая бейсболка и о-огромный рюкзак за спиной. Что там, интересно? Шагает энергично. Попутно рассказывает Анне Гавриловне про своего сослуживца, тоже пожарного, который занял у него большую сумму денег.
– Отдает долг по капле, две тысячи в месяц, мол, ни на что не хватает... А сам бананы на обед ест да еще три кредита в банках нахватал, – возмущается Максим.
Идти мягко и тихо, как в шерстяных носках. Только шумит, погромыхивает в камнях бегущий вдоль тропы ручей под названием Елатомовский. Солнце с утра мягкое, нежаркое, но едва наткнется на него облачко – всё вокруг темнеет, гаснут все краски, и ветер, вообще-то теплый и ласковый, сразу холодит уже вспотевшую спину. Всё равно хорошо, что вырвался из города, что бросил, отринул всю суету сует. Здесь душевно.
– Внимание! – Заметили красный шарф на дереве, где сворачивать к броду.
Елатомовский в обычную воду можно переплюнуть, но после ночного ливня ручей вздулся, снес мостки и бревна, по которым его переходить. Максим достал из рюкзака резиновые сапоги. Денис, как бывалый турист, переобулся в бахилы. Яна и Люся заходили в воду прямо в кроссовках
На площадке возле главного водопада – на картах он значится, как «Звезда Приморья», многолюдно. Купаются в яме, куда метров с двадцати падает вода, фотографируются. Разбивают палатки, значит, будут ночевать. К пузатому тополю прибит картонный щит: «Помоги водопаду – унеси мусор!» И подпись: Союз российских писателей.
В стороне двое, расстелив на плоском камне куртку, устраивают перекус: оба в берцах, крепкие, гладкие, явно городские. Карасёва подходит: «Мужики, не из Владивостока? Такого-то знаете – турист?» Один, постарше – ладно обношенный камуфляж, армейская бейсболка, темные очки-консервы – отрицательно качнул головой.
– А вы, я вижу, туристы опытные… – делает комплимент Анна Гавриловна.
– Опыт есть, по Кавказу, – старшой поднимает к ней черные провалы очков, – двадцать рожков в рюкзаке – и бегом по горам!
Сколько можно стоять и смотреть на этот водопад? Юморист ответил бы, что бесконечно, как на горящий костер или как блондинка паркует задом свой хэтч-бэг. Но выше этой «Звезды Приморья» в горах есть еще водопады, почему бы не подняться?
«На эту турбазу, где телевидение снимало, губернатор приехал, выступил: «Заповедник мешает развивать Дальний Восток». Да они там уже себе дач в заповеднике понастроили. И так кругом: никакого закона на них нет, все – ворьё!»
Карабкались по выбитой в ущелье узкой тропе – не разойтись, если не прижаться к скале. Головоломно, дико, красиво. И жутко холодно. Зимний снег заледенел, так и не растаял, в глухих местах глыбой висит на кустах, как замёрзшая сопля у кучера под носом!
На пятачке между вторым и третьим водопадом приткнута палатка. Вещи, дрова укрыты синим полиэтиленом, чисто – ни соринки. Висит плакатик: «Кто намусорит – тот заболеет раком!» А вокруг какой-то непонятный, неземной, пугающий гул или гуд… Может, ветер так забавляется меж навороченных камней?
...Весь путь на водопад и обратно растянулся у нас на долгие-долгие семь часов. Быстро темнело, и на тропу близ базы нас вышел встречать встревоженный Дядя. Утром, когда мы выходили, он советовал нам захватить фонарики. Как знал!
5
Тем же вечером «содержатель» базы, так Алексей пояснил свой статус, заглянул к нам в гостевой дом. Шоркнув для приличия сапоги о веник, присел на корточках у порога:
– Ну, как сходили? Только до главного дошли или выше поднялись? Как-то я москвичей туда водил. У родника навесик кто-то поставил, мы там ночевали. Москвичи в восторге: ох, ах – мы обязательно сюда вернемся. Однако и думать забыли… Я к водопаду за брусникой хожу, её там много. А какая наверху красота! Вот, посмотрите…
Алексей присаживается к столу, где у нас уже накрыто, выуживает из кармана куртки дремотный мобильник, находит и включает видео. На экране меньше спичечного коробка крутится панорама: куртинки леса, марь, кустики брусники, кедровый стланик.
– С природой в тайге ты одно целое, человеком себя чувствуешь, как бы раскованным… – Засмеялся: – Даже разуваться не надо!
Ему налили, он выпил, поставил рюмку на стол и вдруг посерьезнел:
– А водопад-то глава района хотел себе приватизировать. Хорошо здешняя учительница стала везде писать – в газеты, на телевидение, с детьми выходила. Началась проверка, и глава тут же стал «благодарить» учительницу: «Спасибо, Наташа…» Отстояли водопад. Пока. Дальше может быть, как с побережьем: всё уже позабирали, не пускают никого.
А началось всё с Жириновского: летел с Америки, увидел море тайги. Вот! людей сюда! лес пилить – и не будет безработицы! Раньше лесхоз пилил дрова для школ, им план давали. До войны на быках лес вывозили. Находили кедру, простукивали – на клёпку, бочки делать, цех был бондарный… Чтобы так, как сейчас пилят, не было. Идешь – вот та-а-акой пень! – Алексей разводит руки.
Везут на машине ясень, запрещенный, гаишники останавливают и – на арестплощадку. Думаем, сейчас прокуратура разберется (за столом, где сидит рассказчик, заулыбались). – Через два дня с бумагами от губернатора черные лесорубы приехали – свой лес забрать.
Так же и с рыбой, которую запрещено ловить, а приходят чиновники – с бумагами: нам разрешено! Один деятель взял десять бутылок водки и – «ловить» рыбу. Тут омоновцы: «Ты почему на рыбалку – и без сетей? – У меня водка! – Смеются: – Вот так и надо ездить на рыбалку!» Водку взяли – набросали ему рыбы в багажник. Прокурор – тот на проверку едет с флягой для икры… А я появлюсь на речке – десять статей подберут и посадят!
Карабкались по выбитой в ущелье узкой тропе – не разойтись, если не прижаться к скале. Головоломно, дико, красиво. И жутко холодно. Зимний снег заледенел, так и не растаял, в глухих местах глыбой висит на кустах, как замёрзшая сопля у кучера под носом!
Лобанов подливает рассказчику своей настойки с лимонником из фляжки-нержавейки. Алексей степенно подносит ко рту рюмку, выпивает, берет кусок хлеба – занюхать.
– Вышек они в тайге понаставили, для подкормки зверья. А на самом деле – для приманки, зверя стрелять! Тут одну базу по телевизору показывали – они животных подкармливают. А вы камеры свои поднимите – что там, на деревьях? Будки, засидки. Вертолеты летают летом каждый день. Вонь от кишок, где пороли зверя… Телевизионщики: «Видите, какое хорошее дело – охотничье хозяйство!» На эту турбазу, где телевидение снимало, губернатор приехал, выступил: «Заповедник мешает развивать Дальний Восток». Да они там уже себе дач в заповеднике понастроили. И так кругом: никакого закона на них нет, все – ворьё!
6
На следующее утро Алексей, в тяжелом состоянии, застыл на пеньке, как роденовский мыслитель, у прогоревшего за ночь костра, левая его нога нервно пристукивала. Сначала он переживал, потеряв свою кожаную куртку, в которой был телефон, но Люся и Сергей Лобанов, ранние пташки, обыскали наш дом, веранду, истоптали все тропинки вокруг и нашли и то, и другое – у него в сторожке, на стене, на гвоздике.
Теперь он просил продать ему бутылку водки, а разрешить мог только Банников, который спал. «Вы еще себе в поселке купите…»
Поднялся по трем ступенькам на веранду: «Семёныч встал?» Приоткрыл дверь, постоял, посмотрел в щель на спящего Дядю. Прикрыл дверь. Я решил разбить иллюзии: «Нет у нас никакой водки!»
Он как-то сник, изрёк мудрость, что «водку не надо пить бросать – лучше не начинать». И вновь занял свой пост на пеньке, помня, что надежда уходит последней.
***
Всего человек десять собрались на сплав по реке Киевке. Между собой мы уже успели перезнакомиться, но кому доводилось сплавляться по горным рекам – было по пальцам пересчитать.
Дядя стоит на берегу, окруженный странными для любого постороннего фигурами в дождевиках. В руках у всех весла. Все обряжены в юбчонки, это кусок непромокаемой материи с резинкой, и напоминают шотландских стрелков. Только наши юбки не в клетку, а какого-то небесно-застиранного цвета.
– Зато задница будет сухая, – Лёша Банников проводит для новичков ликбез возле двух разложенных и накачанных ПСН-10. – Расшифровывается это просто: плот спасательный надувной, на десять человек. Главные команды на судне «вперед» и «реверс», то есть назад. И грести только по команде!
Дядя похож на профессора в своей седой бороде и толстых очках, он черт знает сколько ходит сам по рекам, водит с собой начинающих и объясняет им маневры, будто летчик-истребитель – жестами ладоней. Скоро, после спуска плотов на воду, предстоит проходить порог, и он еще и еще раз разжевывает все действия:
– Весло надо держать крепко, а не пальчиками! Даже если вас несет сильно, а вы работаете реверсом, то вас относит вот сюда… Вода после дождей высокая, скорость бешеная, километров двенадцать в час, и если вам надо пересечь струю – что будем делать?
Когда-то, много-много лет назад, я тоже под его началом проходил свои первые сплавные уроки. Я даже завидовал тем, кто сейчас впервые «встанет на воду», кто вдохнет этого счастья, а в памяти всё вертелась строка той песенки: «Вот компания какая…»
Станислав Глухов